Онтогносеология

Ad vocem1  Николай Гартман и его решение вопроса теории познания. Вообще "реализм" подобного рода.

Бытие   есть нечто объединяющее субъект и объект, и то и другое есть. Может ли это служить основой специально для обоснования возможности познания и для обоснования возможности взаимопонимания между объектами, как думает Гартман?    

Действительно, и то и другое есть, но как бытие субъект и объект не могут представлять собой общее поле с точки зрения поз­нания, это есть общность факта. Отсюда тенденция к отрицанию позна­ния или вернее сознания вообще, сознательного своеобразия мысли, что ведет к современной амфиболии рефлексивных понятий, то есть к парадоксу: мысль есть факт, но сама мысль об этом есть все же мысль.

Другой и в самом деле убедительной основой для теории позна­ния является то, что связывает субъект и объект не с точки зрения их фактичности, бытия, ибо в плоскости бытия их общность преграждает­ся весьма ощутимой разницей между единством материальных объектов и единством духовного мира. Здесь будет царствовать Кант и вы ни чего не поделаете.

То, что связывает субъект и объект не с точки зрения бытия есть разумное содержание, закономерность разума, которая есть и в материальном бытии, есть и в духовном. Субъект и объект тождественны только в одном отношении – в отношении логоса. Вопрос заключается только в том, представляет ли это тождество фактическое тождество бытия или его нужно понимать именно как тождество в разуме, в разумном содержании. Первый путь есть путь объективного идеализма, путь Гегеля и всей классической немецкой философии. Здесь совершается ошибка, собственно говоря, близкая к ошибке Гартмана, вернее ошибка последнего есть просто продолжение старого идеализма. Ошибка эта состоит в том, что тождество в разуме, в разумном содержании, в логосе действительности  принимается за тождество объекта и субъекта в смысле бытия, в смысле фактическом. Гартман только обнажил, как, впрочем, это сделал уже Дюринг, эту софистическую основу идеализма.

Другой путь  это – признать, что разумное содержание есть только разумное содержание, только логос, закономерность, не само фактическое бытие, хотя она есть. Разница фактического бытия в его материальности. Разница между материей и ее законом, устройством, формой – есть основа дальнейшего развития между объектом и субъектом. Существует тождество не между субъектом и объектом, а между логическим законом бытия, его разумностью и нашим разумом. Точнее говоря, наш разум есть повторение, концентрация, особое выражение разумности мира.

Обоснование возможности знания дано в нем самом. Мы не можем выскочить за       пределы мысли – это у Канта не ложно и стремление преодолеть это со стороны современных  иррационалистов есть совершенный вздор,  который по-дурацки развивает именно ту амфиболию, кото­рую Кант считал устраненной, а материализм преодолевает по-своему. Преодоление этой амфиболии Канта не в развитии ее на иррационалистический лад, не в фактизации сознания  (подобно тому, как  в старом варианте  амфиболии реальный мир логизировался), а в том, что мы не можем мыслить иначе как посредством мышления, мы не можем, следовательно, определить закономерность мира иначе как закономерность, не можем понять разум иначе, как разумное содержание. Это - тавтология, но  спасительная. «Я мыслю – следовательно, я существую». Если понимать  это как вывод, будто мышление является самой природой моего существо­вания - здесь нет логической убедительности. «Я гуляю - следова­тельно, я существую». Это - тоже достаточное основание для конста­тирования факта существования. Но я мыслю, следовательно, у меня есть свойство констатировать факт моего существования, а гуляние не есть такое свойство. Оно нуждается в другом свойстве, которое и есть мышление. Если же у меня есть свойство не только быть, но и мыслить бытие, то "я мыслю, следовательно, бытие мыслимо».  Мыслимость бытия есть его объективное свойство, и это объективное свойство мы можем вывести логически из того факта, что мы мыслим. И это единственный последний логический вывод в пределах логики, в пределах мысли. Дальше начинается простая жвачка. Если же вы скажете, что я мыслю, быть может, не имея данных о том, что бытие мыслимо, то ответ ясен: само сомнение в возможности знания, мышления - есть мысль, есть знание.

Выскочить из мысли нельзя так же как нельзя выскочить из факта. Вот где уместно соображение о том, что мысль есть, как и бытие. Но она есть как мысль, следовательно, бытие мыслимо.  Во всем этом есть элемент старой онтологии, старого тождества бытия и мышления, но – как уже указывалось выше – с той разницей, что бытие и мышление тождественны не в бытии, не фактически, а в логосе, в разумном содержании того и другого, в бытии же они различны и грань между ними есть.

Здесь можно вспомнить Ленина, его мысль о том, что разница между объективным и субъективным не чрезмерна.

Вопрос заключается в том, не переносится ли, таким образом, затруднение с границы между сознанием и бытием на границу между материальным бытием и его разумным, логическим содержанием, или, если хотите, формой? Но это решается легче, ибо проклятая пропасть субъективного мира и внешней реальности – позади. Здесь мы целиком в области объективного или, вернее, в той области, где объективная мыслимость без затруднений переходит в субъективную мысль – как в смысле исторического развития, так и в смысле объективного содержания. Этот вопрос решается так, как его решали еще натурфилософы Возрождения против Аристотеля.